СМЯТЕНИЕ МЕГРЭ

Несколько лет назад я написал этот рассказ для Фраги. Возможно, кто-то из старожилов его помнит, но, думаю, большинство моих читателей видят его впервые. Я решил разместить его здесь.

В рассказе содержится одна неточность, анахронизм. Если бы я сделал это по незнанию, это была бы грубая ошибка. Впрочем, в художественной литературе допускается и не такое :). Интересно, что никто ничего не заметил и на «ошибку» мне не указал. Так-то. Но, думаю, здесь быстро найдутся люди, которые найдут то, о чём я предупредил.

СМЯТЕНИЕ МЕГРЭ

Неизвестная рукопись Жоржа Сименона, найденная в Одессе

Из раскрытого окна повеяло свежестью. Комиссар вытянул ноги под столом и откинулся на спинку кресла. Хотя уже наступил сентябрь, это был первый прохладный денек. Лето все никак не хотело уходить, изнуряя парижан зноем, пылью и отсутствием дождя. Зеленые листья деревьев начали высыхать и съеживаться. Но вот, похоже, пришла спасительная прохлада, небо над городом затянули облака, и в воздухе едва уловимо запахло дождем – пока еще далеким.

Мегрэ задумчиво посмотрел вдаль, на противоположный берег, выбрал короткую черную трубку, набил ее до половины любимым серым табаком, раскурил и посмотрел сквозь клубы дыма на две папки, лежащие на столе. В одной было свежее дело: какая-то женщина в приступе ревности зарубила мужа топором, а потом выбросилась в окно с четвертого этажа большого многоквартирного дома – то ли от отчаяния, то ли в страхе перед наказанием. Эта маленькая бытовая трагедия разыгралась на улице Беранже, в паре кварталов от бульвара Вольтера. Серая папка хранила все мельчайшие подробности происшествия вместе с протоколами допросов, опросов и всего остального. Поначалу комиссар недоумевал, как эта ужасная, но, в сущности, тривиальная история попала в бригаду расследования особо тяжких преступлений. Но, увидев подпись территориального инспектора Жубера, понял: что-то насторожило толкового и энергичного полицейского… Вторая папка почему-то оказалась голубой. Она еле закрывалась от разбухшего дела о серии дерзких ночных ограблений казино, ресторанов и других, менее приличных, заведений. Несмотря на обилие бумаги, прошедшей сквозь печатную машинку или исписанной от руки, зацепок практически никаких. Инспекторы сбились с ног, пытаясь найти ниточку, но пока все зря. Если дело и дальше пойдет так, то не миновать вызова к префекту…

Сколь ни важны были эти дела, но комиссара Мегрэ в настоящий момент занимало другое, мешая сконцентрироваться на работе. Вот уже три дня мадам Мегрэ вела себя как-то необычно. Даже не так. Вела себя она, как всегда, но в ее лице появилось нечто новое, слегка загадочное и мечтательное. Комиссар внутренне подобрался и сделал стойку. Многолетняя привычка к размышлению очень быстро привела его к худшим подозрениям, которые вот-вот готовы были оформиться в четкий, конкретный вывод. Не хватало главного – улик, доказательств. Мегрэ поморщился, коря себя в душе за этот «профессиональный» подход и терминологию. Но, какие слова не подбирай, суть от этого не меняется…

Остаток дня комиссар провел, выслушивая отчеты Люка и Торранса по поводу их бесконечных обходов злачных заведений Монмартра. Отправил Лапуэнта на улицу Беранже, подробно проинструктировав на предмет беседы с инспектором Жубером. Выкурил еще пять-шесть трубок.

Он возвращался домой пешком, невольно оттягивая момент встречи с женой. Его походка стала тяжелой, плечи ссутулились, фигура казалась грузной, – так бывало всегда, когда он погружался в расследование. Увы, та задача, над которой он ломал голову, не сулила ему в конце естественного удовлетворения от хорошо проделанной работы. Впрочем, метод комиссара зачастую далек от тех действий, которые называют расследованием его коллеги. Он всегда стремился вжиться в роль преступника, что называется, «влезть в его шкуру». Вот и сейчас Мегрэ попытался посмотреть на жену глазами чужого мужчины. «Она хороша собой соответственно возрасту, мила, спокойна, доброжелательна, заботлива… Стоп, последнее – это уже от себя… Ее муж вечно на работе, вечно в делах. Он, конечно, делится с ней своими проблемами, но вряд ли от этого ей легче. Они с мужем не были в отпуске уже два года. Детей нет. Светской жизни практически никакой, в лучшем случае, раз в месяц поход в кино, обед в каком-нибудь ресторанчике на какой-то там набережной, раз в год официальный прием у префекта, иногда ужин у Пардонов… А как у тысяч других парижанок? Стоп, так не пойдет, это тоже от себя… Дальше. Где буря страстей, где интрига, где тайна? И так ли уж надежен ее комиссар, особенно с учетом его отлучек, порой длительных, в провинцию? Вот и я тут как тут. Подтянут, обаятелен, умен, внимателен, щедр… Вот оно! Нет ли у Луизы от него каких-то подарков или просто «трогательных знаков внимания», как выражаются в бульварных романах? Вроде бы ничего такого, но кто знает… Господи, что я могу этому противопоставить, что изменить?»

Переступив порог квартиры, комиссар уловил легкий, почти угасший запах МУЖСКОГО одеколона. Украдкой поглубже втянув воздух носом, он дал себе слово, что этот аромат не забудет вовек.

Тем не менее, ужин прошел, как обычно. Вернее, почти; Мегрэ старался все делать, как всегда. Он неторопливо рассказал жене о трудностях с расследованием ограблений. Об убийстве на улице Беранже говорить не стал. Все же в конце вечера мадам Мегрэ осторожно поинтересовалась, не приболел ли он, даже потрогала лоб комиссара. Это простое прикосновение заставило его напрячься. Засыпая, он думал о том, можно ли (хотя бы чисто теоретически) дойти до такого состояния, чтобы зарубить близкого человека из ревности. Едва успев мысленно ответить «нет», комиссар провалился в тяжелый сон без сновидений.

Почти весь следующий день прошел для Мегрэ под знаком утреннего взволнованного заявления Лапуэнта: «Патрон, Жубер уверен, что это двойное убийство, я с ним согласен!» Разговаривая со своими инспекторами, комиссар никак не мог отделаться от ощущения благодарности по отношению к Лапуэнту. После четырех, когда круговорот сотрудников в прокуренном кабинете исчерпался, Мегрэ в десятый или двадцатый раз набил трубку, заглянул в комнату инспекторов и позвал к себе Торранса.

– Не хочешь по бокальчику пива в «Дофине»? И бутерброды, я угощаю.

Торранс и не думал отказываться. Через пять минут они с патроном устроились у стойки. Больше в кафе никого не было, и бармен, проявляя деликатность, удалился вглубь бара, к телефону. Мегрэ сделал Торрансу знак подождать минутку, направился к аппарату и набрал свою квартиру. Только сейчас он в полной мере оценил то, что бригадному комиссару положен телефон.

– Алло, дорогая, через час или чуть позже я буду дома… Да-да, все нормально. Нет, все нормально, может быть, слегка простудился… Ну, до встречи.

Вернувшись к Торрансу, он медленно набил трубку и дождался, пока перед ними оказалось два бокала с пивом и тарелка с закуской.

– Скажи, каким одеколоном ты пользуешься после бритья?

От неожиданности Торранс чуть не поперхнулся пивом. Глядя патрону в глаза, он спросил с ноткой обиды в голосе:

– Патрон, Вам не нравится мой одеколон?

– Все в порядке, Торранс, не бери в голову. Я просто вдруг осознал, как много парфюмерии на белом свете.

Он похлопал инспектора по плечу, отхлебнул пива, посмотрел в сторону бармена.

– Комиссар, я пользуюсь тем, что мне покупает жена. Вообще-то для меня это не имеет особого значения, наверно, он недорогой…

«Главное, что не тот», – проворчал про себя комиссар и перевел беседу на многострадальный Мулен Руж, который не обошли налеты распоясавшихся грабителей.

На следующий день Мегрэ решил не ездить домой на обед, о чем не забыл сообщить жене по телефону с чувством обреченности и мрачного удовлетворения. Накрапывал дождик, комиссар шел по улице, сунув руки в карманы плаща и надвинув шляпу почти на самые брови. Пока он шел по мосту, в его мозгу вдруг вспыхнуло воспоминание: он, совсем еще молодой полицейский, едет на велосипеде ночью под дождем. Запах мокрого плаща и кожи козырька фуражки, каких-то трав и прелых листьев, и еще табака от сигары припозднившегося гуляки…

Ноги сами несли Мегрэ к парфюмерной лавчонке на улице Тюрен. Почему-то он отправился именно туда, хотя в Париже таких магазинчиков немало. Но пару лет назад он беседовал с хозяином лавки, опрашивая его как свидетеля.

Колокольчик входной двери истерически звякнул. Навстречу комиссару вышел молодой человек, лицо которого выражало робость и услужливость. Несколько растерявшись, Мегрэ откашлялся и спросил:

– Могу ли я понюхать ваши… ваши ароматы?

– Конечно, ПОСЛУШАТЬ можно, господин комиссар, – юноша автоматически, безотчетно поправил посетителя. – Но Вы, наверно, хотели бы поговорить с отцом?

Мегрэ кивнул, уже сожалея, что пришел сюда. Должно быть, парень узнал его по газетным фотографиям, оно и не мудрено…

Увидев знакомое лицо с бородкой, комиссар быстро овладел собой и тут же предвосхитил вопрос хозяина:

– Месье Фуке, добрый день, я к Вам по личному делу, никаких служебных вопросов.

Следующие четверть часа Мегрэ предавался самому странному занятию в жизни – вдыхал ароматы с маленьких узких полосок бумаги, которые Фуке называл блоттерами. На пятой бумажке у комиссара закружилась голова, и он вынужден был минуту нюхать кофейные зерна из маленькой фарфоровой чашечки, которая была припасена у хозяина магазина. Все же его страдания были вознаграждены, и он смог уверенно указать на флакон, который покупает. Фуке излучал неподдельную радость, приговаривая:

– У Вас отличный вкус, «Шалимар» – это шедевр мэтра Герлена, дай бог ему здоровья и долгих лет жизни, а нам – его творений! Надеюсь, мадам Мегрэ будет в восторге!

«Я тоже надеюсь», – одними губами прошептал комиссар, вежливо улыбаясь. И тут же громко добавил:

– Но это еще не все. Я ищу аромат, который… слышал на ком-то. Ищу для себя. – Его голос дрогнул, но хозяин лавки ничего не заметил, пребывая в профессиональной эйфории, помноженной на возбуждение от новой встречи со знаменитым комиссаром.

– Опишите мне аромат, и если только он есть в моем магазине, он будет Ваш.

Предложение хозяина повергло Мегрэ в ступор. Как можно описать запах!? Но отступать было поздно, и комиссар, предельно сосредоточившись (у него даже в висках заломило от непривычного напряжения), начал:

– Ну, наверно там есть что-то алкогольное, может быть, ром. Но не коньяк, это точно. Правда, я не уверен… Корица и гвоздика – может быть. Еще табак… Это совершенно точно, но скорее не трубочный, а сигарный. Я ведь сам трубку курю… И еще что-то сладкое, как… ну, как духи. Больше ничего сказать не могу.

– Браво, господин комиссар, браво! – вскричал Фуке. – Вы это делаете впервые?

– Что «это»?

– Вы впервые описываете аромат?

– Да, признаться. Это очень тяжело.

– Верю! А теперь, не будь я Арман Фуке, я покажу Вам маленький фокус. Вот!

Продавец стремительно направился к полке и буквально сдернул с нее довольно простой, но изящный флакон. Будто из воздуха достав бумажку-блоттер, он отвинтил крышку бутылочки, и пара капель упала на белую полоску. Когда Мегрэ неуклюже уткнулся носом в блоттер, он был готов отшатнуться от нее, пораженный. Это был именно ТОТ запах!

– Признаться, месье Фуке, Вы знаете свое дело на «отлично», – Мегрэ даже не знал, радоваться ему или огорчаться. (Зато хозяин лавки сиял от похвалы). – Что это?

– Это «Ле Данди д’Орсэ», произведение месье Доминика Прейсса! Этот молодой человек далеко пойдет, дай бог и ему здоровья… Берите этот аромат, не пожалеете. Он великолепен. Сейчас я вынесу Вашу коробочку. Это будет подарок. И не надо отказываться, для меня это вопрос чести.

Расплатившись за флакон «Шалимара» для жены и донельзя смущенный презентом Фуке, Мегрэ зашагал в сторону Ситэ. Как ни странно, его настроение улучшилось. По крайней мере, он вступил в схватку с неизвестным противником. На войне, как на войне… Комиссар еще не знал, что он будет делать с этим самым «Данди». Но, в конце концов, завтра у него день рожденья. Не бог весть какой праздник, но все же можно ведь раз в жизни сделать подарок самому себе! Тут Мегрэ вспомнил высокую бутылочку с бледно-голубой этикеткой, много лет стоявшую на его полке с бритвенными принадлежностями. Он даже не помнил название одеколона, что-то вроде «Жардэн де Франс»… Этих бутылочек сменилось за десяток лет без счета, их всегда покупала мадам Мегрэ, а он каждый день привычным движением вытряхивал почти бесцветную жидкость на ладонь, шлепал себя по щекам, подбородку и шее, потом надевал свежую рубашку… Сердце комиссара сжалось, а потом забилось суетливо и часто. Жена всегда завязывала ему галстук, у него это никогда толком не получалось…

Следующее утро встретило парижан робким, уже не летним солнцем, пробивающимся в просветы облаков. А в квартире Мегрэ царило подобие идиллии – комиссар твердо заявил жене, что в этот день он не пойдет на работу, даже если Люка или Жанвье сообщат ему, что в Париже объявился Джек-Потрошитель. Мадам Мегрэ не возражала. Позавтракав с непривычной торопливостью, супруги покинули свой дом, и рука об руку отправились гулять, по бесшабашному выражению комиссара «куда глаза глядят». Все было как раньше, только Мегрэ слишком напряженно держал локоть, и его жена чувствовала это, поглядывая на комиссара с легкой тревогой.

Они заняли столик на летней площадке какого-то ресторанчика почти у самой реки, усевшись так, чтобы видеть баржи и катера, неспешно проплывающие по серому полотну Сены. Мегрэ то и дело косился на бумажный пакет с веревочными ручками, стоящий у ног жены. Он знал, что там его подарок, скорее всего новая прекрасная рубашка. Бельгийская или австрийская, наверно. Он знал это, и предвкушал маленькую игру – угадать расцветку. Рубашка могла оказаться белой, бледно-голубой, нежно-кремовой или даже в мелкую полоску. Комиссар никогда не сомневался в наличии у жены отменного вкуса. И она понимала это. Поэтому игра «угадай цвет» всегда проходила молча; игроки выдавали себя лишь озорными взглядами.

– Знаешь, Луиза, – комиссар даже покраснел от волнения, – я решил нарушить обычай. В самом деле, у тебя день рожденья только через полтора месяца, и это несправедливо, если я буду с подарком, а ты без.

С этими словами он извлек из кармана своего легкого плаща коробочку и поставил на столик перед женой. Мадам Мегрэ наблюдала за происходящим с удивлением и даже опаской. Однако тут же взяла коробочку в руку, ловким движением открыла ее и извлекла флакон с синей крышечкой. Автоматически отвинтила ее, поднесла к лицу и задумчиво вдохнула аромат. На ее лице отразилось искреннее удовольствие и выражение легкой кокетливости, почти забытое комиссаром.

– Жюль, дорогой Жюль, ты неподражаем! – проговорила мадам Мегрэ, непривычно растягивая слова. – Это именно тот аромат, который… который… Это просто мечта! – Она потянулась к Мегрэ и сочно чмокнула его в щеку. Какой-то прохожий удивленно оглянулся на пару и, видимо узнав комиссара, смущенно приподнял кепку в нелепом приветствии. Супруги посмотрели друг на друга и рассмеялись.

Когда Мегрэ отвернул уголок обертки своего подарка, он с некоторым удивлением увидел бледно-сиреневую ткань новой рубашки. Но жена не дала ему опомниться и извлекла со дна пакета небольшую коробочку.

– Видишь, дорогой, у людей, которые по-настоящему близки, мысли сходятся. Ты, между прочим, начальник, и должен соответствовать. Это, собственно и есть подарок, – Луиза говорила быстро и нарочито иронично, будто стесняясь. Но Мегрэ ее почти не слышал. Он смотрел на коробку, которая теперь была ему хорошо знакома, – тот самый «Данди»...

– Извини меня, Жюль, но пару капель этой жидкости я у тебя украла на ватку – уж больно нравится мне этот запах, хотелось убедиться, что он действительно хорош… Эй, Мегрэ, ты что так остолбенел?

Комиссар понял, что он сию же секунду должен взять себя в руки. Навсегда.

– А можно я послу… э-э… понюхаю, каков он?

Мадам Мегрэ весело кивнула, немного обеспокоенная странной реакцией мужа.

Следующий день выдался таким напряженным, что, несмотря на захлестывающую, непреходящую волну радости, комиссар грешным делом пожалел, что накануне взял выходной. Инспекторы не ходили, а носились по комнате, печатная машинка секретаря не стучала, а трещала. Казалось, что свидетели не просто дают показания, а исполняют речитативом какую-то странную песню. Дело об ограблениях увеселительных заведений неожиданно получило ход – кому-то из охранников очередного казино удалось подстрелить одного негодяя, и тот, выражаясь полицейским языком, начал «колоться и петь».

А Мегрэ в своем кабинете, окутанный клубами дыма, с полудюжиной перегревшихся трубок на столе, четвертый час допрашивал унылого консьержа с улицы Беранже.

К пяти часам вся эта неимоверная суматоха прекратилась. Сотрудники разбежались по делам, консьержа увели до следующего дня, и комиссар подошел к окну, распахнул его. Когда дымовая завеса немного рассеялась, он выглянул в комнату инспекторов. Там в одиночестве что-то писал Торранс.

– Ты не мог бы зайти ко мне, когда закончишь?

– Уже иду, патрон, тут пара пустяков, – Торранс живо подхватился со стула, еще не остыв от недавнего всеобщего возбуждения.

Мегрэ снова уселся за стол, выдвинул ящик и достал оттуда нераспечатанную коробку с «Ле Данди д’Орсэ».

– Дорогой Торранс, я хочу презентовать тебе это.

Инспектор воззрился на своего комиссара, не понимая происходящего.

– Ну, право, Торранс, это отличная штука. Аромат – просто заслушаешься.

– Не понимаю, комиссар. Опять парфюмерия? Наверно, Вам все-таки не нравится мой одеколон.

– Ерунда. Просто я хочу точно знать, от кого, кроме меня, исходит этот запах.

Комиссар коротко хохотнул и отвернулся к окну, улыбаясь своим теперь уже веселым мыслям.

© Copyright: Ладислав Котичка, 2013